К написанию книги «Мы с памятью слиты» журналиста Владимира Иванского побудили не только корни (он – уроженец Ленинградской области), но и знаки судьбы. Еще в студенчестве он был слушателем стихов блокадника Юрия Воронова, которые стали эпилогом к каждой главе о блокадниках. А история Ишакского детского дома напрямую коснулась его профессиональной деятельности, когда в 1989 году, будучи журналистом газеты «Молодой коммунист», он оказался на открытии краеведческого музея, размещенного в купеческом доме Александра Костина, где в годы войны нашли приют десятки эвакуированных из Ленинграда детей. В историях их жизни нашлось место не только трагедии, но и любви.
Совпадения повсюду
– Владимир Николаевич, с чего вы начали работу над книгой?
– Я заинтересовался судьбами блокадников в 1983 году, когда меня, корреспондента, отправили на открытие Ишакского краеведческого музея, где отдельная экспозиция была посвящена детям, эвакуированным из блокадного Ленинграда. В 1985 году состоялась встреча воспитанников детского дома. На мероприятие тогда приехали первые лица республики. Еще бы: спустя 40 лет после войны воспитанники детского дома снова встретились. Кроме того, осенью этого же года из Чувашии в Ленинград отправилась представительная делегация. И снова знаки судьбы — о пребывании делегации в Северной столице я узнал из сообщения корреспондента ТАСС, моего однокурсника Бориса Вагапова.
— Книгу Даниила Гранина о блокадниках читать невероятно сложно, там каждая история — это море слез. Какая из написанных вами глав стала для вас самой тяжелой?
— Первое, что вспоминается — история шумерлинской девушки Ларисы Терехиной. Поезд, на котором она ехала из Ленинграда, высадили в Шумерле. Семья Терехиных очень хотела взять ребенка в семью, потому что своих не было, и Иван Иванович пришел к поезду посмотреть на детей. Он выбрал Ларису, но ничего не сказал супруге: решил, что она должна сама определиться. Но никаких споров из-за ребенка не было: Екатерина Александровна остановила свой выбор тоже на Ларисе. До 17 лет девочка ничего не знала об удочерении. Перед тем как дать дочери путевку в жизнь, отец решил рассказать правду. Для храбрости налил водки себе и Ларисе. В ее жизни это ничего не изменило, потому что Иван Иванович и Екатерина Александровна стали для нее настоящими родителями. Но судьба вновь свела Ларису с родным городом: туда она приехала к своему жениху с поэтической фамилией – Юрию Лермонтову. Назвать сына по настоянию золовки решили Михаилом. Правда, стихов он не пишет.
Фарш из ботинок
— Самые страшные воспоминания у них о голоде…
— Да. И чаще всего вспоминаю фарш из… ботинок, который делала Александра Ефимовна Сергеева. Говорить о пережитом ей было очень сложно, вот почему она написала две одинаковые тетради о блокаде для своих дочерей и внуков. Это уникальнейшие свидетельства тех времен. Там написано обо всем: как возили мертвых на Пискаревское кладбище, как заклеивали окна сначала тряпками, потом бумагой, затем заколачивали, как немцы опускали на город огненные фонари, благодаря которым он был весь, как на ладони. Все это сопровождается рисунками. Но самое тяжелое — это голод. Александра Ефимовна писала, как ели подошвы от хромовых сапог. Мыли их в кипятке, разрубали на куски, кипятили, пока не размякнут и не станут белого цвета. Пропускали через мясорубку, получался фарш. Покупали столярный клей, величиной с ладонь, грели его на голландке, он становился жидким, смешивали с фаршем, замораживали, получался студень. Его и ели. Тяжелее всего было снимать ботинки с мертвых. О фарше из ботинок рассказывала и блокадница Нина Петровна Минина.
— Как вы думаете, что объединяет блокадников, кроме воспоминаний?
— Оптимизм и чувство юмора. И еще, конечно, то, что они все — долгожители. Они такую закалку прошли, что им сейчас ничего не страшно. Как, например, Пелагее Васильевне Анатольевой, проживающей в Ядрине, которой на момент нашей встречи было 88 лет. Она очень подробно рассказывала, как рыла окопы вблизи, когда началась война, как в годы эвакуации опускала в колодцы голландский сыр, из-за чего руки простужены и постоянно болят. На протяжении всего рассказа она неустанно давала поручения своему супругу, участнику войны. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что ему 97 лет! Обязательно поеду поздравить его со столетним юбилеем.
— В вашей книге описаны и семейные трагедии…
— Я никогда не забуду историю Станислава Михайловича Щемелева. Его голос лишь один раз стал неровным, глаза увлажнились. Он пытался украдкой от меня вытереть слезы, вспоминая слова родной матери, сказанные ему и его сестре: «Чтобы вы померли!». Смерть тогда была избавлением от всех страданий.
— Есть в вашей книге дневник неизвестной блокадницы.
— Уроженец деревни Бишево Урмарского района Петр Фокин нашел его в городе на Неве, но кому он принадлежал неизвестно. Обнародован он был только после смерти героического солдата, на фронтовом пути которого были Сталинград, Воронеж, Кишинев, Варшава, Будапешт, Вена и Ленинград. В местный музей дневник принесла вдова, учительница чувашского языка Клавдия Мадеева. Блокадница пишет и те вещи, которые можно опубликовать только сейчас: о том, что в 1936 году вышла в свет книга Эрнста Генри «Гитлер против СССР с подробным планом нападения». Блокадница задается вопросом: «Как было не подготовить за это время контркулак?».
Голодно было и в Ишаках
— Когда же очередь дойдет до Ишакского детского дома?
— Про него у меня в книге — отдельная глава. И она начинается с Людмилы Дороненко. Когда договаривались о встрече, она твердо сказала, что свободное время у нее только в выходные есть. В будни она полностью занята внуками. На встречу опоздал и на пятый этаж бежал. Естественно, запыхался. Спрашиваю у нее, как она в день по несколько раз туда-сюда ходит, не задыхается? Дороненко отвечала: «Нет, пока Бог миловал». Она и в Ленинграде на пятом этаже жила.
Вспоминая о блокаде, говорит о том, как ее отец как-то обменял на базаре табак на холодец. Стали дома его резать на кусочки и увидели часть женской груди. Не стали есть — выкинули. Пошли они с сестрой на Неву за водой как-то, зачерпнули, а в ведро попал труп младенца. Видимо, только родился — сразу выкинули.
Тяжело пришлось и родной тете Дороненко. Крыс было множество, их ловили и ели, но их следовало опасаться. Однажды тетя проснулась, а сын мертвый. За ночь крысы обглодали его лицо. А старшего ее сына доставили в госпиталь без ног. Госпиталь рядом с домом, но сын не велел говорить о себе матери. Вскоре он умер, тогда ей и сообщили. Муж на Ладоге погиб, водителем был. Остался младший сын, но и он умер. Вот сколько потерь было у одной женщины.
Удивитесь, но голод не оставлял эвакуированных и в Ишаках. Переехавший из Ленинграда сюда директор детдома обменивал продукты на водку, а дети в это время голодали. Мальчишки научились доставать из погреба палкой с прибитым на конце гвоздем овощи. Очень помогали местные, приносили в школу кто кусок пирога, кто отварной картошки. Эвакуированным детям приходилось рыться в помойке, из-за чего Людмила Ивановна заболела. Комиссия стала разбираться, почему дети голодают, тогда и сменили директора. Новым стал 22-летний офицер Василий Сорокин, ухаживания которого Дороненко не замечала, хотя все о них знали.
В 1946 году ее увез брат. Но их встречи не прекратились, потому что Сорокин всегда к ней ездил. А какие письма он ей писал! В книге они есть. Сорокин пишет, как считал часы до встречи. В возрасте 17 лет она вернулась в республику в качестве будущей жены. Фамилию Дороненко не стала менять: думала, сорокой станут дразнить. Муж возражать не стал.
Тяжелым для Дороненко выдался и 2003 год: за пять месяцев она потеряла мужа, дочь, трех зятьев.
…Эвакуированные, в том числе и десятки тысяч человек, приехавших в Чувашию, тоже стали силой, бьющей по врагу. Наша республика, как и вся страна, работала на фронт, на Победу.
Справочно
В конце октября 1941 года в Чебоксары прибыли 900 детей, эвакуированных из Ленинграда и направлявшихся в Уфу. Из-за наступивших холодов они были в Чебоксарах до 9 декабря.
На 1 декабря 1941 года в Чувашии находились 8226 эвакуированных из Ленинграда и Ленинградской области.
На 1 июля 1943 года в Чувашии находились 8365 эвакуированных из Ленинградской области и 3907 – из Ленинграда.
В августе 1943 года из детских домов Ленинграда прибыли около 400 детей. Самому младшему было 1,5 года, старшему — 14 лет. Этих детей приняли детские дома в поселках Кугеси Чебоксарского, Ишаки Ишлейского, Явлеи Алатырского, Алдиарово Янтиковского районов, деревни Каршлыхи Моргаушского района, поселка Ибреси и города Шумерли.
Беседовала Елена Губанова
